«КОМЕТА» МИХАЙЛОВА
О своем «атоме истории» - магнитофоне «Комета» - рассказывает ветеран Электрохимического завода, человек очень разносторонний и интересный,
Валерий Михайлов.
Валерий Михайлов.
-…Он стоял в глубине витрины, подсвеченный точечным софитом, мерцая слегка матовым блеском дорогого шоколада, подчеркнутого золотистыми ламелями бокового контура. Завораживал и манил, словно Марианская впадина, рождая фантастические мечты и желания… Однако надменный продавец радиомагазина на Арбате, взглянув на меня и оценив быстрым взглядом, не разрешил даже потрогать его - тебе не по карману!
Весенняя сессия 1962 года в Московском инженерно-физическом институте закончилась хорошим известием – первый студенческий строительный отряд направлялся на целинные земли Казахстана! Это было особое доверительное решение ЦК ВЛКСМ, потому что, говорили, там очень суровые условия - и климатические, и бытовые… Как потом оказалось, «условий» вообще никаких не было, ни тех ни других: белесое солнце все лето в палящем зените, выжженная степь в колючках, пересыхающая на глазах речушка, туалет «за кустиком», который еще надо найти… И восемь больших солдатских палаток из выгоревшего брезента цвета хаки.
Руководство района Еремен-Тау поручило отряду строить овчарни для овец и молодняка. Одно звено «работяг» (это мы) километрах в пяти на каменоломне рубило ломиками и кайлами сланцевый плитняк, который потом подвозили на раздрыганной полуторке (как она ездила – никто не понимал!) до небольшой котловинки, где весело шло строительство. Там другие звенья месили бетон, выкладывали стены, строили бытовки – как бы теперь сказали, «создавали инфраструктуру». Никто не скулил, не стонал, не страдал… Вечером наши девушки – врачицы и санитарки - смазывали сгоревшие спины и бока простоквашей и накрывали мокрыми простынями. Они у нас были «свои», московские, их к нам прикрепили из студенческого отряда Первого Московского медицинского института им. Сеченова как врачей, санитарок и поварих. Половина из них потом вышли замуж за «мифистов», и к зиме в кафе и ресторанчиках Москвы мы сыграли шесть свадеб!
Овчарни были, конечно же, построены – может, они и до сих пор стоят там!?
И руководству Еремен-Тау это так понравилось, что оно попросило ректорат МИФИ оставить стройотряд еще на один месяц - «еще кое-что сделать». За октябрь в райцентре было построено три небольших жилых дома, и к концу месяца мы с песнями и гитарами «усталые, но счастливые» возвратились в Москву. Уже шел новый учебный год, но нам дали неделю на отдых и чтобы «прийти в себя».
Через пару дней пришла еще одна радостная весть: в деканате велели получить деньги за летние работы! Мы, конечно, надеялись, что нам «чего-то дадут», но чтобы столько! Мне, например, выдали 350 рублей, я чуть не задохнулся от изумления – у меня в руках никогда не было такой пачки деньжищ сразу! Только потом, в 1975 году, когда я стану сменным начальником производства на ЭХЗ, у меня будет такая зарплата. Напомню, что «молочный» батон стоил 13 копеек, бутылка молока – 15, билет в трамвае и автобусе – 3 копейки, а в метро – пятачок!
В голове жужжало недолго, решение родилось сразу: все – еду
в радиомагазин, на Арбат! Только бы его никто не купил! И надежда не подвела – он стоял в глубине витрины, мерцая слегка матовым блеском дорогого шоколада!
Весенняя сессия 1962 года в Московском инженерно-физическом институте закончилась хорошим известием – первый студенческий строительный отряд направлялся на целинные земли Казахстана! Это было особое доверительное решение ЦК ВЛКСМ, потому что, говорили, там очень суровые условия - и климатические, и бытовые… Как потом оказалось, «условий» вообще никаких не было, ни тех ни других: белесое солнце все лето в палящем зените, выжженная степь в колючках, пересыхающая на глазах речушка, туалет «за кустиком», который еще надо найти… И восемь больших солдатских палаток из выгоревшего брезента цвета хаки.
Руководство района Еремен-Тау поручило отряду строить овчарни для овец и молодняка. Одно звено «работяг» (это мы) километрах в пяти на каменоломне рубило ломиками и кайлами сланцевый плитняк, который потом подвозили на раздрыганной полуторке (как она ездила – никто не понимал!) до небольшой котловинки, где весело шло строительство. Там другие звенья месили бетон, выкладывали стены, строили бытовки – как бы теперь сказали, «создавали инфраструктуру». Никто не скулил, не стонал, не страдал… Вечером наши девушки – врачицы и санитарки - смазывали сгоревшие спины и бока простоквашей и накрывали мокрыми простынями. Они у нас были «свои», московские, их к нам прикрепили из студенческого отряда Первого Московского медицинского института им. Сеченова как врачей, санитарок и поварих. Половина из них потом вышли замуж за «мифистов», и к зиме в кафе и ресторанчиках Москвы мы сыграли шесть свадеб!
Овчарни были, конечно же, построены – может, они и до сих пор стоят там!?
И руководству Еремен-Тау это так понравилось, что оно попросило ректорат МИФИ оставить стройотряд еще на один месяц - «еще кое-что сделать». За октябрь в райцентре было построено три небольших жилых дома, и к концу месяца мы с песнями и гитарами «усталые, но счастливые» возвратились в Москву. Уже шел новый учебный год, но нам дали неделю на отдых и чтобы «прийти в себя».
Через пару дней пришла еще одна радостная весть: в деканате велели получить деньги за летние работы! Мы, конечно, надеялись, что нам «чего-то дадут», но чтобы столько! Мне, например, выдали 350 рублей, я чуть не задохнулся от изумления – у меня в руках никогда не было такой пачки деньжищ сразу! Только потом, в 1975 году, когда я стану сменным начальником производства на ЭХЗ, у меня будет такая зарплата. Напомню, что «молочный» батон стоил 13 копеек, бутылка молока – 15, билет в трамвае и автобусе – 3 копейки, а в метро – пятачок!
В голове жужжало недолго, решение родилось сразу: все – еду
в радиомагазин, на Арбат! Только бы его никто не купил! И надежда не подвела – он стоял в глубине витрины, мерцая слегка матовым блеском дорогого шоколада!
ЭТО БЫЛА МЕЧТА
Это был трехскоростной магнитофон «Комета» новосибирского завода, новинка года со знаком качества, уходившая с прилавков влет, несмотря на несусветную цену в 215 рублей!
В общежитии он стал вторым магнитофоном – у парня из Клайпеды был вильнюсский скромняга «Гинтарас», работал он на совесть, но куда ему было до блистательной «Кометы»!
В общежитии он стал вторым магнитофоном – у парня из Клайпеды был вильнюсский скромняга «Гинтарас», работал он на совесть, но куда ему было до блистательной «Кометы»!
Невозможно было и предположить, что обычный магнитофон, пусть и приличный, сможет так сильно изменить внутреннюю эмоциональную жизнь молодого человека и перенаправить векторы его интересов. Но случилось именно так!
Первой записью стали песни Булата Окуджавы – шипящие, скрипящие копии третьего или четвертого порядка… «Ах, Арбат, мой Арбат, ты - моя религия…», «Девочка плачет: шарик улетел…». Потом пошли Визбор, Юлий Ким, Высоцкий. Тогда вся Москва их пела и стонала.
Началась борьба за качество записей, за их систематизацию. Старались делать копии только с виниловых дисков, конечно, самых классных фирм: Columdia, Victor, Atlantik. Расширилась тематика – увлекли рок-н-ролл, потом твист, а тут подоспела и ливерпульская четверка битлов. Ну, а как без них на студенческой дискотеке или на горячем асфальте летним вечером в сквере перед общежитием? Элвис Пресли, Клифф Ричард, Дорис Дэй, Ободзинский, Эдита Пьеха…Это больше для друзей и подружек, публики и вечеринок.
А для души вдруг появилась огромная, фантастическая, безграничная тема джаза – американского, советского, черного, белого. Даже не стану ее здесь касаться - этой бездонной океанской глубины, темной, необъяснимой, загадочной… Дюк Эллингтон, Оскар Питерсон, Эрл Гарднер, Дэйв Брубек и Джон Льюис, молодой Раймонд Паулс и такой же молодой Гаранян – все это кассета за кассетой складывалось в фонотеку на заветной полочке моей комнаты на третьем этаже. И все это писалось и обрабатывалось на безотказной неубиваемой «Комете»!
Однажды дождливым вечером зашел хороший знакомый, аспирант с кафедры кибернетики, и предложил послушать небольшую запись минут на тридцать. Нас было трое, включили магнитофон - и на тридцать минут все замерли…Уже щелкнул автомат выключения, но никто не говорил ни слова. Потому что только что звучала шестая симфония Густава Малера. Говорить было неловко, не к месту. Тут началась новая страница моей фонотеки и жизни. За Малером пошли Брукнер, Албан Берг, Пендерецкий Перголези, а дальше замерцало бескрайнее море русской инструментальной и симфонической классики.
Первой записью стали песни Булата Окуджавы – шипящие, скрипящие копии третьего или четвертого порядка… «Ах, Арбат, мой Арбат, ты - моя религия…», «Девочка плачет: шарик улетел…». Потом пошли Визбор, Юлий Ким, Высоцкий. Тогда вся Москва их пела и стонала.
Началась борьба за качество записей, за их систематизацию. Старались делать копии только с виниловых дисков, конечно, самых классных фирм: Columdia, Victor, Atlantik. Расширилась тематика – увлекли рок-н-ролл, потом твист, а тут подоспела и ливерпульская четверка битлов. Ну, а как без них на студенческой дискотеке или на горячем асфальте летним вечером в сквере перед общежитием? Элвис Пресли, Клифф Ричард, Дорис Дэй, Ободзинский, Эдита Пьеха…Это больше для друзей и подружек, публики и вечеринок.
А для души вдруг появилась огромная, фантастическая, безграничная тема джаза – американского, советского, черного, белого. Даже не стану ее здесь касаться - этой бездонной океанской глубины, темной, необъяснимой, загадочной… Дюк Эллингтон, Оскар Питерсон, Эрл Гарднер, Дэйв Брубек и Джон Льюис, молодой Раймонд Паулс и такой же молодой Гаранян – все это кассета за кассетой складывалось в фонотеку на заветной полочке моей комнаты на третьем этаже. И все это писалось и обрабатывалось на безотказной неубиваемой «Комете»!
Однажды дождливым вечером зашел хороший знакомый, аспирант с кафедры кибернетики, и предложил послушать небольшую запись минут на тридцать. Нас было трое, включили магнитофон - и на тридцать минут все замерли…Уже щелкнул автомат выключения, но никто не говорил ни слова. Потому что только что звучала шестая симфония Густава Малера. Говорить было неловко, не к месту. Тут началась новая страница моей фонотеки и жизни. За Малером пошли Брукнер, Албан Берг, Пендерецкий Перголези, а дальше замерцало бескрайнее море русской инструментальной и симфонической классики.
“
Невозможно было и предположить, что обычный магнитофон, пусть и приличный, сможет так сильно изменить внутреннюю эмоциональную жизнь молодого человека и перенаправить векторы его интересов. Но случилось именно так!
И вот с этим «багажом» майским теплым днем 1967 года по распределению Министерства среднего машиностроения молодой специалист прибывает «в хозяйство товарища И. Бортникова для использования в соответствии с полученной специальностью».
Жизнь города была не скучной, он динамично рос и преображался на глазах. Там, где сейчас находится Трансагентство, сажали картошку и Баргу переходили по бревнышкам и доскам, а через пару лет уже строился красавец Дом быта и укатывался асфальт! Активной была молодежь – комсомольские лидеры Валера Рыжих, Геннадий Волобуев, Володя Ладнер вели не только «соцсоревнования» и устраивали «развлекалово», но и искали новые, более сложные и содержательные форматы общения. И вроде как сама собою на городском радио возникла программа «Час джаза», которую формировал и вел я. Инга Струбинская, тогдашний редактор радио, меня опекала и поддерживала, и раз в неделю с моего магнитофона в городской эфир улетали джазовая классика и джазовый авангард. Так продолжалось два года, и никто нас не ограничивал, не «поправлял», не ставил идеологических палок в колеса.
А потом в книжном магазине «Луч» Валентина Бокова устроила «Клуб любителей книги», собравший у себя публику, любившую почитать, поговорить, поспорить. Сердцем клуба стал Валерий Елесин, тонкий деликатный человек, сумевший всю эту спорящую, кричащую, галдящую публику за несколько лет сдружить и примирить. Аудитория затихала и как-то самоуглублялась, когда после Киплинга или Цветаевой мы ставили на магнитофон кассету с записью Альбинони или Перголези. Это умиротворяло. Ведь Музыка и Поэзия живут рядом в нашей душе. Особого расцвета клуб достиг, когда директором магазина стала Валентина Стайнова. Очень по-доброму, заботливо она готовила каждую встречу и никого не нужно было звать – стоило лишь на входной двери вывесить объявление: «Заседание Клуба состоится…», и зал набивался битком. И вновь звучали поэзия, музыка и начинался пир духа!
Вот так прошел со мной по жизни этот красавец-магнитофон «Комета». Он помог сдружиться с очень интересными людьми, открыл неведомые имена и звуки из другого мира, сделал меня намного спокойнее и задумчивее. Кто бы мог подумать, что все это начнется у витрины радиомагазина на старом Арбате! Он и сейчас стоит на том же месте. Зайдите…
Жизнь города была не скучной, он динамично рос и преображался на глазах. Там, где сейчас находится Трансагентство, сажали картошку и Баргу переходили по бревнышкам и доскам, а через пару лет уже строился красавец Дом быта и укатывался асфальт! Активной была молодежь – комсомольские лидеры Валера Рыжих, Геннадий Волобуев, Володя Ладнер вели не только «соцсоревнования» и устраивали «развлекалово», но и искали новые, более сложные и содержательные форматы общения. И вроде как сама собою на городском радио возникла программа «Час джаза», которую формировал и вел я. Инга Струбинская, тогдашний редактор радио, меня опекала и поддерживала, и раз в неделю с моего магнитофона в городской эфир улетали джазовая классика и джазовый авангард. Так продолжалось два года, и никто нас не ограничивал, не «поправлял», не ставил идеологических палок в колеса.
А потом в книжном магазине «Луч» Валентина Бокова устроила «Клуб любителей книги», собравший у себя публику, любившую почитать, поговорить, поспорить. Сердцем клуба стал Валерий Елесин, тонкий деликатный человек, сумевший всю эту спорящую, кричащую, галдящую публику за несколько лет сдружить и примирить. Аудитория затихала и как-то самоуглублялась, когда после Киплинга или Цветаевой мы ставили на магнитофон кассету с записью Альбинони или Перголези. Это умиротворяло. Ведь Музыка и Поэзия живут рядом в нашей душе. Особого расцвета клуб достиг, когда директором магазина стала Валентина Стайнова. Очень по-доброму, заботливо она готовила каждую встречу и никого не нужно было звать – стоило лишь на входной двери вывесить объявление: «Заседание Клуба состоится…», и зал набивался битком. И вновь звучали поэзия, музыка и начинался пир духа!
Вот так прошел со мной по жизни этот красавец-магнитофон «Комета». Он помог сдружиться с очень интересными людьми, открыл неведомые имена и звуки из другого мира, сделал меня намного спокойнее и задумчивее. Кто бы мог подумать, что все это начнется у витрины радиомагазина на старом Арбате! Он и сейчас стоит на том же месте. Зайдите…
